«Расширять себя, а не исчерпывать»: Творческий эксперимент Тимура Боканча в РГБМ
В ноябре 2023 года в Российской государственной библиотеке для молодёжи стартовал творческий проект «Процесс Лаб» — обучающие тренинги для всех желающих по режиссуре, актёрскому мастерству, сценическому движению и работе с голосом, результатом которых станет создание и показ спектакля по роману Франца Кафки «Процесс». Присоединиться к увлекательному театральному эксперименту можно в любой момент: даже единичное присутствие на занятиях станет важным вкладом в совместный творческий процесс.
Автором идеи и куратором Лаборатории выступил актёр театра и кино, лауреат премии «Триумф» Тимур Боканча, которого многие знают по кинопроектам «Кухня», «Миллионер из Балашихи», «Каникулы строгого режима» и другим. Также Тимур учится в мастерской российского режиссёра и теоретика театра Бориса Юхананова.
С чего начался «Процесс Лаб»? С какими вызовами сталкиваются участники и какие открытия совершают? Почему каждому хотя бы раз стоит присоединиться к этому захватывающему творческому действу? На эти и другие вопросы ответил Тимур Боканча.
— Как получилось так, что «Процесс Лаб» проводится в РГБМ?
Т.Б.: Я неоднократно посещал библиотеку, вёл здесь мероприятия, и мне показалось, что РГБМ — центр притяжения именно той аудитории, которой будет интересен мой проект. Это красивое пространство, очень современное, молодёжное. Библиотеку посещают читающие, любознательные молодые люди.
И я не ошибся, потому что на встречи «Процесс Лаб» приходят ребята очень творческие, разносторонние, при этом многие из них никак не связаны с искусством. Видно, что у них есть рвение, а это главное. Так что я очень доволен своим выбором, РГБМ действительно прекрасное место для творчества.
— Почему для творческих экспериментов Вы выбрали именно текст Франца Кафки?
Т.Б.: Дело в том, что я учусь в мастерской индивидуальной режиссуры Бориса Юрьевича Юхананова. Для итогового спектакля мастер предложил две темы: Кафка и Афины. Мы должны найти способ их соединить. Это очень сложное, но невероятно интересное исследование. Материал сильно попал в меня, хотя был выбран не мной, а задан руководителем.
— Расскажите про суть Вашего исследования, и как «Процесс Лаб» помогает в этом.
Т.Б.: Занятия в мастерской Юхананова проходят в формате сессий, их может быть две-три в месяц. Все либо ставят древнегреческих авторов, либо Кафку, либо пробуют совмещать одно с другим. Я взял вторую главу романа «Процесс», где Йозефа К. приглашают к следователю, и подумал: «Сейчас сделаю лучшую работу на свете». Но в процессе работы осознал, что вообще ничего не понимаю. И никто ничего не понимает: есть буквы, есть слова, есть даже какое-то твоё собственное видение материала, но при переходе из текста на сцену что-то теряется, и всё рушится…
Я провёл большую работу с актёром, было непросто: длинные монологи, очень формальные, с юридическими тонкостями. Это невозможно слушать, если воспринимать как реальную историю про чиновников и отношения человека с чиновничьим аппаратом.
У меня возник вопрос: о чем же тогда эта история? Почему Кафка об этом писал? И здесь стало понятно, что стандартная схема переноса текста на сцену, когда актёру даётся текст, он его учит, проговаривается общая концепция, «разводится» мизансцена с другими актёрами, — в данном случае не работает.
Я решил, что надо разбираться и проводить исследование. Так родилась идея «Процесс Лаб». В названии скрыт двойной смысл: «Процесс» — как отсылка к роману Кафки и «процесс» — как «деланье», «театральное деланье» по переводу текста.
Для меня это и личное исследование, и режиссёрское, и коммуникационное. Я полностью «обнулился», взяв за основу принцип «знаю, что ничего не знаю». Нет текста, есть лишь интерпретации: мы ищем, импровизируем, и в процессе возникает большое количество всё новых и новых вопросов.
Я столкнулся с тем, что просто не знаю, как перевести текст Кафки на сцену, не понимаю, что автор на самом деле туда «положил». Классическая интерпретация про перемалывание человека бездушным чиновничьим аппаратом не работает.
— С момента начала Вашего творческого исследования уже прошло время. Как сейчас обстоят дела с пониманием и «театральным переводом» романа Кафки?
Т.Б.: Сейчас всё то же самое, но понимание уже начинает появляться (смеётся). Борис Юрьевич, наш мастер, подталкивает к определённой интерпретации романа и показывает, что «Процесс» на самом деле не про столкновение человека с системой. Не буду говорить, что именно за интерпретация — когда проговариваешь, будто что-то теряется…
На встречах «Процесс Лаб» мы с ребятами осознанно отказались от проговаривания, потому что поняли, что это скорее работа критика, анализатора. А для театра нужно именно показывать. Мы стали брать кусочки текста и показывать — тогда происходит настоящее «столкновение» с материалом, он выглядит совершенно по-другому, рождаются новые прочтения, и неважно, профессиональный актёр играет или нет.
Думаю, в результате встреч может родиться новое понимание текста. Ведь сначала было одно классическое прочтение, все об него «бились», и я в том числе. Возможно, моя задача как раз и заключается в том, чтобы «пробить» все существующие интерпретации и в процессе прийти к новому видению. Человек должен столкнуться с текстом, не сидя на диване с книгой, а именно здесь, на занятиях — тогда может произойти открытие. Собственно, этим мы и занимаемся в «Процесс Лаб».
— На сайте РГБМ сказано, что «Процесс Лаб» даёт участникам возможность попробовать себя в разных творческих ипостасях. Расскажите об этом подробнее. Как строятся занятия?
Т.Б.: Я решил, что здесь все должны попробовать быть всеми. Когда ты только исполнитель, тебе даётся текст, объясняется концепция роли, и ты исполняешь. А когда ты и актёр, и режиссёр, и сценарист, то есть максимально задействуешь свою креативность, как раз так «пробивается» новая интерпретация.
В самом начале «Процесс Лаб» мы с ребятами садились и начинали обсуждать текст, искать разные прочтения. Но уже на третьем занятии я понял, что это не очень эффективно — надо сразу делать. Тем более, что идёт постоянное движение: приходят новые люди… Поэтому теперь мы делаем так: выбирается кусок текста или одно предложение, например, «Йозеф К. проснулся с утра и понял, что его арестовали». Дальше участники делятся по творческим группам, договариваются между собой, кто в какой сценке участвует. То есть каждый ищет собственную интерпретацию. Это может быть сценка вовсе не про арест, а про танцы под дождём, главное, чтобы автор мог объяснить, почему он увидел текст именно так.
В результате ребята пробуют себя в разных творческих ипостасях. Некоторые даже пишут собственные тексты, придумывают целые монологи от лица каких-то героев, как бы «заглядывая за занавес», фантазируя, а что могло бы произойти. В результате дистанция между читателем и текстом максимально сокращается, человек «принимает текст на себя».
— Как автору идеи и куратору «Процесс Лаб», что бы Вам хотелось, чтобы участники уносили со встреч, к чему пришли в итоге?
Т.Б.: Хочется, чтобы что-то произошло с человеком и его пониманием творчества, искусства. Хочется, чтобы ребята максимально обогатились внутренне, а потом рассказали мне о найденных «сокровищах».
Среди участников есть художник Дима, мой давний друг, мы знакомы десять лет. Он постоянно делится со мной своими впечатлениями, и я понимаю, что что-то в нём меняется. Я начинаю видеть, как творчество проходит через людей, отслеживаю и изучаю тонкие процессы, замечаю, какие следы оставляет искусство, как у ребят меняется отношение к себе, как они раскрываются — это уже выходит за рамки режиссуры, и для меня это важно.
Практический результат «Процесс Лаб»: мы создадим и покажем итоговый спектакль. Интересно то, что пока никто, включая меня, не представляет, что это будет. Мы находимся в процессе, в результате которого что-то должно родиться. Мне самому интересно, чем всё закончится, потому что я не ставлю никаких ограничений.
Например, ребята набросали три-четыре варианта начала, сцены ареста Йозефа К., и с этим надо что-то делать. Может, у нас будет четыре начала (смеётся). Будем как-то обыгрывать, это своего рода творческий вызов. Когда нет никаких схем, нет жёстких правил, чувствуешь себя свободно. Но, правда, страшновато, потому что не знаешь, какой будет результат.
— Кстати про «страшновато». За время работы «Процесс Лаб» удалось ли Вам заметить внутренние барьеры, которые мешают участникам полностью погрузиться в процесс творчества и «пропустить текст через себя»?
Т.Б.: Все барьеры чисто человеческие: сначала нужно наладить коммуникацию в группе, потом убрать внутренние зажимы и стеснение, привыкнуть и научиться быть в публичном пространстве.
Я давно нахожусь в профессиональной среде и пришёл к выводу, что ни в коем случае нельзя пропускать этап «притирки». Нельзя просто «вбросить» человека в искусство и ждать, что он сходу сотворит тебе что-то невероятное. Сначала люди должны познакомиться, нащупать контакт друг с другом, тогда постепенно появляется доверие и расслабление. Эти процессы нельзя игнорировать, иначе получится просто имитация, профессиональная мертвечина. Всё должно происходить естественно, тогда мы приходим к чистому творчеству.
Конечно, есть и более глубокие внутренние барьеры: большинство ребят никогда не выходили на сцену и никак не были связаны с актёрским ремеслом. Им, конечно, пришлось пройти этап преодоления, чтобы научиться выступать перед всеми.
Самое интересное для меня то, что этап «притирки» завершился очень быстро, потому что на встречах «Процесс Лаб» царит расслабленная дружественная атмосфера. Мы не гонимся за качеством, ведь технические моменты очень быстро нарабатываются. Сейчас главное — столкновение с материалом, поиск своего собственного понимания текста.
— Какие открытия Вы сделали благодаря «Процесс Лаб» и работе с ребятами?
Т.Б.: Мне кажется, я всё время что-то открываю. Даже если думал, что знаю что-то — открываю это по-новому. Например, на одном занятии игралась сценка, шло действие. Вдруг человек подошёл к подоконнику, сделал движение рукой и постучал по нему — тут произошло что-то невероятное: всё замерло, я уже ничего не вижу, только слышу этот стук… Мы потом обсуждали этот момент с ребятами и оказалось, все в тот момент что-то почувствовали, будто услышали метафизический звук.
Было и другое невероятное для меня открытие: я понял, почему в своё время столкнулся с сильным выгоранием и обратился к режиссуре. Однажды на встречу «Процесс Лаб» пришла девушка. Она сначала долго сидела и всё ёрзала, а потом вдруг задала вопрос: «Слушайте, а когда мы будем что-то делать, актёрствовать? Я занималась в театральной студии, и мы там делали “ожившие картины”, было очень смешно». В общем, ей у нас было неинтересно. И вдруг я понял, что и сам когда-то был таким, в начале своего пути.
Когда ты хочешь «оживать» на сцене, хочешь аплодисментов, бурной реакции… И не важно, играешь ты «ожившие картины» или гриб — по-твоему, обязательно должно происходить что-то громкое, театральное. Но впоследствии я понял, что подобный нарциссизм — это путь в никуда, ведь невозможно постоянно только показывать себя. Ты не сталкиваешься с материалом, не расширяешься, а просто исчерпываешься.
Я осознал, что нарциссизм конечен: в какой-то моменты ты опустошаешься, начинаешь «скрести ложкой по дну кастрюли» — это очень больно и неприятно. Другой путь — «столкнуться» с материалом, попытаться понять и почувствовать автора, тогда ты начинаешь вместе с ним расширяться и расти.
За анонсами встреч следите на официальном сайте РГБМ и в социальных сетях (ВКонтакте, Телеграм), ближайшая состоится 29 января в 19:00.
С Тимуром Боканча беседовала Айлин Халил
